Вот и смех в стране изменился

И вот на ту же тему важные мысли:

«Пока КВН-щики резвились без плана, пока творили прямо сейчас, неожиданно и для зрителей, и для самих себя — праздник продолжался… Но постепенно импровизацию заменил сценарий, возникли заученные роли, заготовленные реплики — и капустник стал спектаклем. Праздник — мероприятием. То же самое произошло со смехом в масштабе страны. На смену вдохновенному скомороху-импровизатору Хрущеву пришли тусклые, безликие вожди, которые и назывались-то не по именам, а скопом: «коллективное руководство». Беззлобная шутка, не находя питательной среды — положительного идеала,— прошла стадию насмешки и трансформировалась в разрушительную иронию. Карнавальная площадь разделилась на сцену и зрительный зал. Общего смеха не получалось. Веселые идеалисты с удивлением обнаружили на собственном лице не улыбку, а гримасу смеха: смеяться они устали, да и причин становилось все меньше, а привычка осталась. Поскольку жизнь продолжалась, смех пришлось ввести в рамки, учитывающие время, место, обстоятельства. То есть пойти на компромисс: основу и суть цинизма. Бодрый пафос и веселый идеализм завели общество 60-х в тупик: светлого будущего не оказалось, а неожиданная необходимость социального компромисса обернулась нравственным Цинизмом. Шестидесятники заигрались. Цинизм — убежище для бывшего веселого-хорошего человека, так как не требует ничьего соучастия: циник всегда наедине с собой. Но индивидуализм не может быть веселым, плакать можно в одиночку, смеяться — никак. В лучшем случае — усмехаться. Главное, что осталось от бодрой веселости и заливистого хохота шестидесятников, — юмор. Не умение кстати сострить и вовремя засмеяться, а юмор как способ жизни, как философия, как мировоззрение».

П.Вайль , А.Генис. 60-е. Мир советского человека. М.: Corpus, 2013. С.178.